Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]
После внезапного торможения Рашья как-то боком болталась внутри ремня безопасности. Но, не обращая внимания на неудобство, недетским, очень знакомым обоим презрительным прищуром впилась в Сапегу.
— Ты что-то сказала? — не желая верить собственным ушам, тихо переспросил Женя.
— Ты убил! — жестко повторила Рашья. — В квартире встретил вместо этой. Сначала и впрямь пытался опять уговорить раздербанить кредит. Но знал, что не покатит. И — приготовился.
Она прикрыла глазенки, будто черпая информацию из глубин собственного сознания.
— Что ты несешь, пацанка? — Сапегу заколотило. — Нашла тоже матерого убийцу.
— Какой там матерый? Просто невдалый, — Рашья по-прежнему не открывала глаз. — Потому с первого удара убить не смог.
— Да я курицу зарезать!.. Кого хошь спроси… — с неудавшимся смешком вскричал Сапега, краем глаза заметив, что лицо Оленьки сделалось мертвенным.
— Ты и не зарезал, — равнодушно подтвердила Рашья. — Гантелей по затылку ударил. Специально за креслом положил на полотенце. Только не рассчитал, что затылок крепкий. Когда я обернулся весь в крови, ты перетрусил. Начал лепетать, что случайно, мол, из рук выпала. Помнишь?
У Сапеги сами собой застучали зубы.
— Вижу, помнишь! Ишь, как плющит, — подметила Рашья. — А я сделал вид, что поверил. И велел себя в больницу вести. И ты ведь повез, трус. Как миленький поскокал. Всё скворчал, что, де, не хотел. А сам глазом косил. А я сидел рядом и старался не потерять сознание. Потому что понимал, что как только потеряю, ты добьешь.
Рашья выдохнула обреченно:
— И всё-таки не дотерпел.
Она замолчала, обессилено прикрыв глазенки.
Сапега глянул на потрясенную Оленьку. Вновь на неведомое существо. Сознание заискрило.
— Прочь, нежить! — выкрикнул он. — Мало тебе одного раза! Так иди, откуда пришел!
Схватив с сиденья плюшевого зайца, он навалился на Рашью. Девчушка захрипела.
Оленька, полная ужаса, перевесилась назад, принялась беспорядочно молотить мужа кулачками по затылку:
— Не смей, гад! Оставь! Это же ребенок.
— Где ребенок?! — отмахнулся Сапега. — Ты что, не видишь? Задавлю по новой, будто сам захлебнулся.
Продолжая душить, забормотал остервенело:
— Что, сучонок? Силенка-то уж не та. Ничего, потерпи. Мы аккуратненько, чтоб без следов на яблочке.
Оленька выскочила из машины, распахнула заднюю дверцу, бросилась на Сапегу сверху и с разгону, по-собачьи впилась зубами в руку.
От боли тот ослабил хватку, подушка спала. Глазки девочки бессильно закатились, из уголка рта вместе с остатками пищи вытекала слюна. Она не дышала.
Муж и жена переглянулись.
— Убийца! — прошептала обессиленная Оленька. Она безнадежно потормошила недвижное тельце. — Господи! Ты же — убийца! И тогда, и сейчас.
— А кто из меня его сделал?! Кто объявил, что без денег мне тебя не видать? — Женя схватил жену за плечи, с силой встряхнул. — Неча под монахиню косить! Будто не знала, на что шла, когда его в квартиру заманила, а мне перед тем свои ключи передала? Иль впрямь думала, что он за здорово живешь бабки отдаст? И мне отступать некуда, — либо так, либо без денег и без тебя, стервы! Всю душу спалила. Так что, — всё ты, голубушка, знала! Сама увести от Ксюхи не сумела, — так моими руками отомстила!
Плечи Оленьки обвисли.
— Ладно, чего уж! Одним миром мазаны, — сжалился над ней Сапега. — Слушай сюда! Я в Завалиху. Заберу клад. Зря, что ль, всё было? А ты останавливай машины. Вроде как на помощь.
Ополоумевшая Оленька смотрела на мужа непонимающим взглядом.
— Вникни же наконец! — яростно, пытаясь пробиться в ее подсознание, выкрикнул Сапега. — Сейчас вся жизнь, может, решается… Она! — он ткнул в недвижное тельце, — подавилась пищей! Пищей, поняла? Пищей! А мы не заметили, потому что сидели оба впереди и музыка громкая. На том стой. Иначе — соучастница!
Отстранив жену, он потащил тельце наружу, положил на землю и с поднятой рукой побежал к дороге.
— Помогите! — крикнул он в салон первой же притормозив шей легковушки. — Ребенку плохо. Я в село, тут неподалёку. Может, найду врача!
Сапега метнулся за руль джипа. Оттолкнул недвижную Оленьку:
— Помни! Проболтаешься, — вместо денег — тюрьма!.. Помогите же, люди добрые!
Джип рванул с места.
Машины, одна за другой, принялись прижиматься к обочине. Из них выскакивали пассажиры и бежали к лежащей девчушке. Кто-то тащил воду и одеяльце. Меж суетящихся людей, покачиваясь, ходила потерянная Оленька.
…— Я же не убийца! — Оленька умоляюще глянула на Ксюшу. Прижала кулачки к груди. — Денег хотела, да! А кто б не хотел? Но не убийца.
Ксюша брезгливо отвернулась.
Возле ожившего ребенка всё хлопотали. Врачиха, не в силах отойти от пережитого потрясения, будто пытаясь загладить вину за свой диковинный, едва не приведший к смерти просчет, преувеличенно энергично потянула девочку с земли.
— Так. Сейчас мы ее, голубушку, на ручки, — победно объявила она, — и — в скорую. А уж там пулей.
С невольным страхом она глянула на возвратившегося «отца».
— Говорю вот: сейчас мы её в скорую и…
Сидящая на одеяльце Рашья увидела за спиной Анхеля Ксюшу и обрадованно потянула к ней ручонки.
— Эк как к мамке-то тянется, счастливица, — умиленно прокомментировали в толпе.
Ксюша едва не силой отобрала малыша у неохотно уступившей врачихи. Прижала к клокочущей от неслышных рыданий груди.
— Солнышко наше, — выдохнула она.
Лицо Анхеля едва заметно потеплело.
— Всем спасибо за помощь. Ребенка мы забираем, — объявил он.
— Как это забираете?! — всколыхнулась врачиха. — Вы что тут? Да ее срочно в реанимацию. На аппараты… Чудом ведь, можно сказать!..
Она сбилась. То ли вспомнила, кому обязана малышка этим чудом, то ли прочитала что-то в пронзительно голубых глазах.
— Не положено ведь! — вяло запротестовала она. — Уже и в милицию сообщили. Вот-вот подъедут. Что я им предъявлю?
Ксюша зло обернулась.
— А вот ее, — она ткнула в покачивающуюся Оленьку. — Она им всё расскажет. И как Павла убили. И как ребенка душили. Нетопыри!
Стараясь не потревожить притихшую Рашью, протиснулась на заднее сиденье.
— В Завалиху? — уточнила она. Анхель промолчал. Лицо его свело судорогой.
Чем дальше по проселочной дороге, тем трудней становилось ехать. Бедолага «ренушка», созданный для убаюкивающих европейских автобанов, по-пластунски карабкался с кочки на кочку, отплевываясь грязью, рискуя провалиться в глубокую тракторную колею.
— Еще немного, и сядем, — озабоченно предупредила Ксюша.
